Кнесинка Елень в отчаянии подняла глаза на телохранителя. Волкодав стоял молча и неподвижно. Он не смотрел на неё. Он пристально следил за Лучезаром и двумя его молодцами. Опять её принуждали решать, и не у кого было спросить совета. Кнесинка подумала о том, что в самом деле немногое знает про худородного венна. Только то, что прошлое у него действительно тёмное и что временами он бывает по-настоящему страшен. И ещё кое-что… Такое, чего она предпочла бы вовсе не знать…

Она ответила очень тихо, почти шёпотом, но твёрдо:

– Ныне и впредь я буду поступать так, как мне подскажет мой старший телохранитель, сын веннов, называемый Волкодавом…

– Я не ослышался, сестра? – спросил Лучезар.

– Молодец, кнесинка, давно пора, видит Храмн! – с большим облегчением проговорил Аптахар.

Мал-Гона разгладил рыжие усы и торжественно кивнул:

– Праведные слова ты говоришь, бан-риона, в этом святилище.

– Мужилу сыщем – мигом старшинства отрешим и пояс отымем! – выкрикнул по-сольвеннски молодой голос. – Не люб! Скажи за нас, Декша!

К некоторому удивлению Волкодава, на это имя отозвался ратник, которого он до сих пор знал как Белоголового. Декше было больно говорить из-за глаза, но всё-таки он сказал:

– Государыня дело молвит!

Так бывает после сражения или иного большого труда. Почувствовавшие свою силу люди начинают вершить дела с той же удалой решимостью, что и в бою. В такие мгновения им всё по плечу, всё удаётся. Чего доброго, ратники ещё и боярина взялись бы отрешать воеводского пояса, но тут извне опять послышался шум подошедших людей, а потом голос велиморского посланника Дунгорма:

– Что?.. То есть как жива?.. – И крик: – Пропустите меня к ней!

Галирадцы не держали на Дунгорма зла и охотно пропустили внутрь. Бледный и растрёпанный посланник ворвался в святилище бегом, что не слишком приличествовало вельможе его положения. У него был вид человека, вправду увидевшего привидение. Его взгляд сразу остановился на кнесинке. Дунгорм подошёл к ней, ничего и никого не видя по сторонам, и упал на колени.

– Государыня… – Нарлак потянулся коснуться её руки, но не посмел, точно опасаясь, как бы она не растаяла в воздухе. Кнесинка сама обняла его, заставила подняться с колен, усадила рядом. Обычное несуетное достоинство медленно возвращалось к Дунгорму.

– Что случилось, благородный посланник?

– Я… госпожа, я был уверен, что ты… – всё ещё неверным голосом ответил Дунгорм. Осенил себя священным знамением и едва решился промолвить: – Я видел, как тебя убили внизу!

Тогда Волкодав понял, куда подевалась смешливая красавица Варея. Не донашивать ей больше за кнесинкой надёванных платьев, не примерять новых. И шуток по поводу схожести двух девушек тоже больше не будет.

Дунгорм рассказал, что при первой тревоге его велиморцы живо вскочили и встали в боевой строй, загородившись щитами, и без промедления поспешили к шатру кнесинки. Но там никого уже не было, а шатёр догорал.

Пока он говорил, Лучезар коротко кивнул подручным и молча вышел наружу. Знать, понял, что сила впервые была не на его стороне. И даже хуже того. Отныне оберегать кнесинку взялись простые ратники и велиморцы. Ему больше не было веры. «Сестра» собиралась впредь слушать своего телохранителя. Дикого венна. Каторжника. Убийцу. А он, Лучезар, если не хотел вконец осрамить себя и дружину, лучше вовсе не ввязывайся с ними в спор. Это тоже все понимали.

Варея и сегванский воин, уводивший её в лес, лежали в сотне шагов от кострища, что смрадно курилось на месте красивого шерстяного шатра. Двое хмурых велиморцев бдительно охраняли тела. Стрела-срезень с широким наконечником разорвала сегвану кровеносную жилу на шее, но он не умер сразу и какое-то время ещё отбивался, зажимая рану рукой. За это храбреца изрубили в куски, так что и лица нельзя было узнать.

А девушке отсекли голову и с торжеством унесли прочь, намотав на руку толстую косу.

Вот, стало быть, почему вдруг возликовали разбойники, вот почему они не сразу бросились догонять скрывшихся в святилище. Они решили, что благополучно сделали дело, расправившись с кнесинкой.

Которую кто-то по-прежнему очень хотел истребить…

Голова несчастной служанки отыскалась чуть позже. «Призраки» доставили её назад в размётанный лагерь и показали кому-то, кто хорошо знал в лицо дочку галирадского кнеса. «Не та!» – зло рявкнул этот кто-то. Отрубленная голова полетела в костёр, а разбойники, досадливо бранясь, полезли на холм.

Но к тому времени настоящая кнесинка была уже в безопасности…

Нашли и Мужилу. Было видно, что перед смертью сольвеннский старшина стоял на коленях и умолял о пощаде. Он даже не вытащил из ножен меча. Галирадцы не стали складывать для него честного костра. Просто вырыли яму и погребли его в ней, уложив набок с коленями, подтянутыми к груди. Так когда-то хоронили рабов, чтобы и на том свете служили знатным хозяевам.

Его старшинский ремень – турьей кожи, с серебряными бляхами – вымыли в чистой воде, пронесли над огнём и только потом опоясали им Декшу-Белоголового.

Вельхи, удалые лошадники, испокон веку приучали добрых коней отыскивать всадников, с которыми разлучила их битва. Почти все воины из отряда Мал-Гоны, за исключением нескольких, нашли своих лошадей на разграбленном становище. Умные животные дождались, пока уберутся злодеи, и возвратились. Остальных пришлось разыскивать по лесу. Волкодав был уверен, что Серко придёт сам. Да ещё Снежинку с собой приведёт. Но Серко не появлялся.

Уже совсем рассвело, когда из чащи примчался Мыш и с писком закружился над головой Волкодава, а потом метнулся назад, приглашая его за собой. Венн пошёл следом, но Мыш взволнованно верещал и летел всё быстрее, так что вскоре Волкодав пустился бегом. Спустя некоторое время между деревьями засеребрилась белая шёрстка, послышалось знакомое ржание. Снежинка!

Кобылица тоже узнала Волкодава, подбежала навстречу, принюхалась и отпрянула: человек пахнул кровью и смертью. Всё-таки она позволила взять себя под уздцы, и в это время из-за ёлок, спотыкаясь на трёх ногах, повесив голову вышел Серко. В левом плече у него торчали две обломанные стрелы, по крупу вскользь полоснули копьём. Измученный жеребец дрожал всем телом, но плёлся за Снежинкой, не отставая. И кобылица не бросала его, ждала и ласково фыркала, хотя давно уже могла бы вернуться к хозяйке одна. Волкодав увидел у Серка на копытах кровь. Боевой конь знал, как поступать в схватке, когда окружили враги.

Венн обнял его за шею, стал гладить мокрую горячую шерсть. Конь застонал и прижался к его плечу головой…

Когда Волкодав зашёл проведать Эртан, воительница была в полном сознании. Он подсел к ней, погладил ладонью по щеке. Она повернула к нему голову и тихо спросила:

– Ты видел их, Волкодав?..

Он, в общем, понял, о чём она говорила, но на всякий случай так же тихо спросил:

– Кого «их»?

– Души, – ответила вельхинка. – Души тех, кто здесь погиб двести лет назад…

– Видеть не видел, – сказал Волкодав. – Но мне казалось, что они где-то поблизости.

– А я видела, – прошептала Эртан. Венн не удивился и не усомнился: кому ещё видеть бесплотные души, если не ей, ведь она сама была на грани жизни и смерти. А девушка продолжала: – Мне кажется, мы отомстили за них…

Волкодав кивнул. У него было то же чувство. Хотя болотные разбойники к Гурцатову воинству никакого отношения не имели, если не считать шлемов с гребнями. Он медленно проговорил:

– Мой народ верит, что те, за кого отомстили, могут вновь родиться и обрести плоть на земле.

Госпоже кнесинке хотели поставить палатку, но она отказалась. Закройся в палатке, и снова начнёшь чего-нибудь ждать. Она свернулась калачиком под одеялом и попробовала уснуть, однако сон не шёл. Кнесинка то и дело открывала глаза и смотрела на Волкодава, неподвижно и молча сидевшего рядом с ней. Волосы телохранителя были снова заплетены так, как полагалось убийце.