Беглецы и проводник следили за ходом сражения, стоя на горной тропе примерно в полутора верстах от дерущихся. Когда стало ясно, чем кончится дело, Лихослав обратился к горцу. Телохранитель не знал языка и попросту указал пальцем на кнесинку, потом вниз. В ответ на его вопросительный взгляд ичендар отрицательно помотал головой и ткнул рукой вверх и вперёд. Знатная гостья и её спутники должны были сперва предстать перед вождём.

Лихослав осторожно тронул за плечо кнесинку, обессиленно привалившуюся к камню:

– Пойдём, госпожа.

Она посмотрела на него отсутствующими глазами и попыталась шагнуть, но не смогла и начала оседать наземь. Лихослав поднял её, устроил поудобнее на руках и бережно понес вверх по горной тропе.

14. Кровный враг

Пещера. Дымный чад факелов. Крылатые тени, мечущиеся под потолком…

Серый Пёс висит на стене, распятый железными гвоздями, забитыми куда попало в руки и тело. Прямо перед ним, на противоположной стене, сплетается невероятным узором, пылает драгоценным огнём искрящаяся самоцветная жила. Странно. Насколько он помнит рудник, самоцветные камни, попадавшие под кирку, больше напоминали простые бурые желваки. Требовался очень опытный глаз, чтобы распознать живую радугу недр, затаившуюся внутри. Лишь изредка, может, раз в год, проходчики вламывались в этакие каменные пузыри, сплошь усеянные изнутри переливчатыми щётками гранёных кристаллов. Большинство из них безжалостно обкалывали на продажу, но некоторые всё же оставляли ради их красоты. Кое-кто к тому же считал, будто серый порошок в них действовал по-особенному. Серый Пёс мельком, издали, видел две или три такие пещеры. И однажды задумался: да как может быть, чтобы чудесные камни, улыбка и диво подземелий, мало что приносили добывавшим их людям, кроме горя и слёз?.. Но это по молодости. Очень скоро он перестал удивляться. Ибо понял: какое там камни! – слезами и кровью оборачивались даже учения вдохновенных пророков, проповедовавших Добро и Любовь. Одни люди страдали и гибли ради этих учений. Другие ради них убивали. А иногда и не другие – убивали те же самые, не понаслышке знавшие неволю и муки за веру…

Чадящее пламя вспыхивает и мерцает, мутный свет дробится на каменных гранях, разлетаясь неожиданно пронзительными, чистыми искрами. Искры впиваются в распятое тело, причиняя новую боль…

– Ме-е-еч!.. Ему обещали вернуть ме-е-еч…

Так кричат только под пыткой, когда умирают упрямство и гордость и человек говорит, говорит взахлёб, готовый выдавать и предавать без конца. Волкодав тускло подумал о том, что каторга вроде бы кончилась. И после освобождения, кажется, даже успело что-то произойти. Но тогда почему?.. И о каком мече говорят?..

Человек снова закричал, завыл уже без слов. Волкодав ощутил, что лежит на земле, и голова его покоится на тёплых женских коленях. Без сомнения, это была его мать, каким-то образом спасшаяся во время набега. Он захотел посмотреть на неё, приоткрыл глаза и увидел воительницу Эртан. Девушка держала возле его ноздрей пушистое пёрышко. Так проверяют, дышит человек или умер. Другой рукой Эртан прикрывала пёрышко от ветра. Держась коготками за пальцы Эртан, в лицо Волкодаву озабоченно заглядывал Мыш.

Венн приоткрыл глаза всего на мгновение и сразу зажмурился, потому что из-под век потекли слёзы. Дышащий морозом ледник и беспощадное солнце, грозящее выжечь глаза… Когда ему бывало по-настоящему худо, любой свет ранил, как то жестокое солнце.

Мыш заметил движение ресниц, взвился и заверещал. Воительница наклонилась, стала бережно промокать венну слезящиеся глаза.

– Держись, Волкодав, – услышал он её голос. – Держись, не умирай…

Он попробовал пошевелиться, но всё тело рванула такая боль, что едва теплившееся сознание снова погасло.

Во второй раз его привёл в себя не крик – просто возбуждённые голоса, раздававшиеся совсем близко.

– Вели заковать негодяя в цепи, благородный кунс, – убеждённо доказывал Лучезар. – Ты сам слышал, что говорят пленники. Вот этот меч, он принадлежал раньше Жадобе. Какие ещё доказательства тебе нужны? Подлый предатель сторговался с разбойником, пообещав возвратить меч!

– Этот, что ли? – спросил незнакомый голос, и Волкодав услышал сдержанный шелест клинка, извлекаемого из ножен. Потом восхищённое восклицание: – Хорош!..

– Ты вполне достоин опоясаться им, мой кунс, ибо ты покончил с Жадобой. Прими же этот меч, благородный Винитар, потому что продажный…

– Не тронь, Лучезар! – глухо и очень грозно выговорила Эртан. Её поддержал возмущённый ропот и злобная ругань мужских голосов. Уцелевшие ратники вовсе не собирались отдавать на поругание ни Волкодава, ни его меч.

Венн сделал усилие, снова приоткрыл глаза и сквозь слёзы и боль увидел молодого кунса. Он хорошо помнил, каким был почти двенадцать лет назад отец этого парня, но так и не смог решить, на кого больше походил Винитар – на Людоеда или на мать, которой Волкодав никогда не видал. Страж Северных Врат был высок и широкоплеч, с длинной гривой светлых волос, гущине и блеску которых позавидовала бы любая девушка. Больше ничего девического в облике Винитара не было. Твёрдые жилистые ладони ласкали и поворачивали клинок. Истинный воин, умевший быть стремительным и страшным. Он не носил бороды, только усы над верхней губой, но ни намёка на юношескую незрелую мягкость не было в его лице. Жёсткие скулы, суровые морщины у рта… Вождь!

Синие сапфировые глаза вдруг встретились с глазами Волкодава, задержались, и венну хватило мгновения, чтобы понять: Винитар ЗНАЛ.

– Разбойники не сказали, кто именно обещал вернуть меч, – спокойно проговорил молодой кунс.